Абдул-Хаким Султыгов: Чеченский референдум: десять лет назад
Интервью с бывшим специальным представителем Президента Путина в Чечне (2002-2004), автором идеи чеченского референдума, главным редактором журнала «Вестник Российской нации».

Готовясь к нашей встрече, наткнулся на Ваше интервью журналу «Огонек» от 14 февраля 2000 г. Его название говорит само за себя: «Путин станет героем Чечни, если проведет референдум». Причем, в редакционном примечании обращается внимание на то, что этот материал был подготовлен в печать еще до того, как Грозный был взят под контроль федеральных войск… Насколько я понимаю, с этого «Огонька», образно говоря, и разгорелась идея всенародного волеизъявления. Как в тот период Вами ставилась проблема?

Если строго следовать новейшей – путинской истории России, то Вы совершенно правы. Назову лишь несколько основных мыслей. О еще не избранном Президенте России В.В. Путине: «Человек, обладающий реальной властью и спросивший мнение чеченского народа, гордого народа, с политическими предпочтениями которого, тем не менее, никто никогда не считался, станет настоящим героем Чечни». О том, как чеченцы проголосуют на референдуме: «Абсолютно убежден, что, если бы в свое время Россия не завоевала территорию Чечни, нам бы пришлось самим завоевывать дружбу с Россией. У нас нет другого жизненного пространства». О позиции Запада по референдуму: «Запад требует от нас переговоров, и он их получит. Только переговоры будут проводиться не с кучкой бандитов, а со всеми жителями Чечни…». И, наконец: «Референдум в принципе снимет проблему террористических актов на территории России с политическими требованиями по примеру Буденновска».

В связи со сказанным, хочу подчеркнуть, что идея проведения чеченского референдума до Путина была в принципе нереалистична. Она могла быть востребована лишь в контексте однозначного и бескомпромиссного путинского курса на восстановление суверенитета и территориальной целостности России. Для реализации этой политики в Чечне требовалась опора на крупную политическую фигуру, в известном смысле, равнозначную Масхадову, но в отличие от последнего – договороспособную, реально радеющую за судьбы чеченского народа. Речь идет об Ахмаде Кадырове, который, в отличие от безвольного и безответственного Масхадова, жестко выступил против попыток установления «ваххабитского порядка», а в последующем и против их агрессии в Дагестан. Именно Кадыров был назначен Путиным главой Администрации Чечни, как фигура, способная убедить заблудших боевиков, повернуть оружие против истинных врагов чеченского народа.

Как в дальнейшем продвигалась идея референдума?

Следующим крупным шагом стала поддержка концепции политического урегулирования в Чечне в рамках проведения референдума мартовским 2000 г. Съездом ОПОД «РЕФАХ» (Благоденствие) – одного из шести учредителей Межрегионального движения «Единство». Концепция была разработана соответствующей постоянной Комиссией ОПОД «РЕФАХ», которую я имел честь возглавлять. Собственно с этой программой я пришел на работу в Государственную Думу в мае 2000 г. в качестве ответственного секретаря Комиссии по Чечне, переименованной, по моей инициативе, в Комиссию по содействию политическому урегулированию и соблюдению прав человека в Чеченской Республике. Здесь нельзя не отметить огромный личный вклад руководителя нашей делегации в ПАСЕ Д.О. Рогозина и его усилия по организации внутричеченского диалога… Говорю об этом не понаслышке, ибо мне довелось работать ответственным секретарем совместной Рабочей группы «Госдума-ПАСЕ» по Чечне, под его непосредственным руководством. Уже в 2001 г. по инициативе упомянутой думской Комиссии по Чечне была организована беспрецедентная научно-практическая конференция «Конституционный процесс в Чеченской Республике: опыт, задачи, перспективы».

Когда все-таки было принято политическое решение о проведении конституционного референдума?

В этот период я уже был специальным представителем Президента Путина в Чечне. В формальном плане решение об ускорении конституционного процесса было принято Путиным в ноябре 2002 г., на встрече с группой известных общественных и религиозных деятелей Чечни, а соответствующий указ был подписан 12 декабря – в день 9-й годовщины Конституции России.

Политическое же решение о проведении референдума было принято Путиным в дни трагедии заложников в «Норд-Осте» в октябре 2002 г. Тогда стало очевидно, что без радикального решения чеченской проблемы в демократическом смысле слова, т.е. без проведения всенародного референдума в принципе не удастся избежать крупных террористических актов с политическими требованиями. Я думаю, что это было самое тяжелое решение, которое довелось принимать В.В. Путину. В эти дни особо ярко проявилось не только его политическая воля и личное мужество, но и чувство ответственности за жизни наших сограждан, которые могли стать жертвами новых терактов. А ведь итоги референдума в тот период были далеко не очевидны, тогда как неявка или протестное голосование измученного военными действиями и лишениями чеченского народа однозначно означало бы переговоры с Масхадовым – самые негативные последствия для российской государственности на Северном Кавказе и политического будущего Президента Путина.

Предвидя вопрос о чудовищной трагедии «Беслана», отвечу: это террористическая акция стала окончательной военной и политической катастрофой ичкерийского проекта, ибо промасхадовское решение по чеченскому вопросу после проведения конституционного референдума не мог уже принять ни один политик России.

Что предпринималось для обеспечения международной поддержки идеи референдума?

Делалось очень многое. В коротком интервью можно отметить лишь некоторые из этих усилий. По инициативе Д.А. Рогозина был создан Общественный консультативный совет при Рабочей группе «Госдума-ПАСЕ» по Чечне. На его рассмотрение был вынесен проект Договора об общественном согласии в Чеченской Республике, разработанный мною как спецпредставителем Президента в Чечне. Проект Договора, поддержанный в Страсбурге, был вынесен на обсуждение всех общественно-политических сил и трудовых коллективов Чечни. По сути, это был договор о прекращении гражданской войны на территории республики, о примирении противоборствующих политических сил на основе того решения, которое будет принято народом на референдуме.

Однако для адекватного восприятия этого процесса на Западе и незаконными вооруженными формированиями была крайне важна поддержка депутатов парламента Ичкерии. Не надо забывать, что выборы этого парламента были политически признанны федеральным Центром, тогда как на Западе они однозначно считались легитимными, а его депутаты – мирным политическим крылом так называемого движения «сопротивления». В этом смысле, не могу не отметить свою встречу с большой группой этих депутатов с.Знаменское Надтеречного района в бюро спецпредставителя Президента России в Чечне, проведенная в режиме абсолютной секретности. Причем однозначная поддержка идеи референдума со стороны депутатов парламента Ичкерии, закрепленная в специальном Меморандуме, была озвучена в присутствии двух представителей Совета Европы и тут же передана в Страсбург. Это событие имело принципиальное политическое значение. Не случайно, что к моменту завершения встречи наше здание было оцеплено чеченскими силовиками, а ичкерийские депутаты на выходе были задержаны, но было уже поздно. И это лишь один пример противодействия референдуму. В последующем многие из этих депутатов выезжали вместе с российской делегацией на заседание ПАСЕ в Страсбург.

До сих пор вызывает удивление то, что в день голосования на референдуме на территории Чечни боевики не проявили никакой активности, а то, что у них такие возможности были, показали последующие трагические события.

Действительно, 23 марта стал самым мирным днем со дня начала контртеррористических операций. В этот день не прозвучало ни одного выстрела. Но чудес, как известно, не бывает. Сегодня можно сказать, что мной совместно с Президентом Республики Ингушетия и генералом ФСБ М.М. Зязиковым была разработана специальная дезинформационная операция. Не раскрывая ее деталей, замечу, что были предприняты точечные действия за рубежом, в результате которых попытки вооруженного срыва голосования на референдуме были предотвращены руками неформальных зарубежных кураторов «полевых командиров».

И раз уж речь зашла о М.М. Зязикове, не могу не отметь его особые заслуги перед Россией, в подготовке и успехе референдума в лагерях временно перемещенных лиц, восстановившего территориальную целостность и суверенитет России. Этот успех стал результатом его искреннего сопереживания и деятельного участия в их судьбе, личного доверия к М.М. Зязикову, который для самой обездоленной части чеченцев, потерявших не только родных и близких, но и жилье и имущество, собственно, и был олицетворением федерального Центра, а точнее, Президента Путина.

Более того, Мурат Зязиков и Ахмат Кадыров как мудрые политики братских народов 10 марта 2003 г. подписали Протокол по разграничению спорного Сунженского района. Очевидно, что иное несогласованное решение двух лидеров означали бы дискредитацию идеи референдума внутри России и на внешнеполитической арене. Очевидно, что при ином несогласованном решении двух лидеров проведение референдума стало бы невозможным.

Характерно, что и спустя десять лет роль М.М. Зязикова в этом историческом событии по достоинству оценивают в Чеченской Республике. Достаточно сказать, что он оказался единственным представителем федерального Центра, принявшим участие в торжествах посвященных юбилею чеченского конституционного референдума. Главное – этим визитом Мурат Магомедович, по сути, снял взрывоопасное напряжение между Ингушетией и Чечней, возникшее по территориальному вопросу и в очередной раз продемонстрировал, что масштаб политика определяется мудростью государственника, а не безответственной, популистской риторикой.

Бытует мнение, что Конституция Чечни, принятая на референдуме, полностью дублирует Конституцию Федерации.

Не вижу в такой постановке вопроса ничего плохого. Российская Конституция – это конституция республиканского строя. Это то, что имеют самые передовые нации Запада. Вместе с тем, как руководитель неформальной группы Администрации Президента России по разработке чеченской Конституции, замечу, что она имеет некоторые особенности и отличия, причем даже по одному из базовых положений о свободе совести.

Так, ст. 25 Конституции Чечни гласит: «Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуальную или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь религиозные убеждения». Точка. Продолжение этой фразы, присутствующее в ст. 28 Конституции России: «и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними», из проекта Конституции Чечни мною было вычеркнуто. Ведь понятно, что в чеченских условиях она могла толковаться как право на распространение нетрадиционного для нас направления ислама и действий в соответствии с учением экстремистов.

И, пожалуй, последний вопрос. О значении чеченского конституционного референдума для Российской Федерации?

Собственно день подведения итогов референдума и является датой завершения процесса конституционного обустройства границ новой России. Это – день возрождения российской политической нации, нации, преодолевшей гражданскую войну на части территории своего государства. Победа политики Путина на конституционном референдуме в Чеченской Республике ознаменовала преодоление системного кризиса российской государственности, связанного с распадом СССР, и решение так называемой «чеченской проблемы» в том виде, в котором она досталась от царизма и советской власти.